Клара Эухения в черном

Исабель Клара Эухения, инфанта из инфант, к 30 годам похоронила отца, достигла расцвета своей красоты и готовилась к перемене участи. Портрет Пантохи де ла Круса 1598-1599 гг. отражает все эти три позиции. Антрацитово-черное платье с дымной горгерой роскошно, инфанта печальна, но прекрасна, а холмистый пейзаж за окном говорит о том, что Нидерланды ждут, и портрет отца, который будущая эрцгерцогиня держит в правой руке, скоро сменится портретом мужа (кузена, естсетвенно). 

Вот она, рука с портретом:

Манжеты дымны и пепельны под стать горгере и серебристым рукавам нижней одежды:

На каждой руке инфанты по браслету, родственному всем прочим украшениям. Вот они:

На, мнээ, пряжках, украшающих лиф и эполеты, по три камушка неизвестного генезиса. Пояс заканчивается особенно мощным аккордом:

Манон сдается, что данный ансамбль не просто злато-серебряный , а с вкраплениями какого-то другого металла. Вон он, красноватый. 

Отдельная песня на портрете любой уважающей себя и традиции блаародной доньи (и отдельная любовь Манон) - пунтасы: 

Много пунтасов!

 Кстати, бантики на пунтасах - серебряные с золотыми проблесками. 

Голова эрцгерцогини увенчана диадемой, которые она будет носить на протяжении всех относительно счастливых лет своего замужества в Нидерландах и которые почему то пропадут из обихода новой королевы Маргариты Австрийской  (Манон не знает, может быть по причине сложной конфигурации овала лица, неоднократно прослеживаемой дотошной Манон на страницах настоящего издания). Но у Клары нашей Эухении все прекрасно с конфигурацией. У нее со всем прекрасно.