пятница, 31 октября 2014 г.

Осеннее обострение, или Ночь в тоскливом октябре

Впав в тоску в начале октября, Бьенпенсанта прочно окопалась в библиотеке и, несмотря на все уговоры Манон, наотрез отказывалась оттуда выходить. В это время года ее неизменно одолевали мрачные мысли о тщете всего сущего и бренности жизни – с привидениями это бывает. Впрочем, такое случается и с людьми, особенно в дни поздней осени, за что означенные дни обыкновенно и бранят.
«Мир – это склеп, – бормотала под нос Бьенпенсанта, листая старинный том устрашающих размеров. – Все-таки мир – это склеп…»
Внезапно она услышала странный шум, как будто кто-то царапал дверь снаружи. Привидение отложило книгу и выглянуло сквозь дверь библиотеки. Никого. Снова зашумело, сначала как будто что-то упало, а затем послышался топот маленьких ног. На этот раз Бьенпенсанта поняла, что шум доносился сверху.
«Будь это чужой дом, я бы могла подумать, что тут завелись призраки, – невесело усмехнулась Бьенпенсанта,  – но здесь единственный призрак – это я сама».
Растаяв в воздухе, она пробралась в комнату над библиотекой. Когда-то там была детская, где маленькая Манон делала свои первые шаги, примеряла первые наряды и увлеченно  изобретала причудливые платья из лоскутков для своих кукол. Двери постоянно держали запертыми, но здесь по-прежнему хранились вещи, которые связывали Манон с детством. Раз в год комнату открывали для уборки, и каждый год она давала себе слово, что вот уж на этот раз, наконец, разберет старые вещи, выберет что-нибудь необременительное на память, а от остального избавится. И каждый раз все возвращалось на свои места – у хозяйки не поднималась рука выбросить ни единой мелочи. Перебрав старые игрушки и счастливые воспоминания, Манон запирала их в шкаф до следующей попытки.
Оставаясь невидимой, Бьенпенсанта осматривала комнату. Ровным счетом ничего не происходит. От души отругав себя за вконец расшатанные нервы, привидение собралось удалиться, как вдруг снова услышало какую-то возню и что-то похожее на бормотание. На этот раз звуки явно доносились из шкафа. Бьенпенсанта уже собралась было открыть дверцу, но, прислушавшись, вздрогнула и замерла. В шкафу плакал ребенок.
«Эфир меня побери, и что же это может быть? Неужели все-таки новое привидение? Но оно не могло появиться незаметно для меня. Как странно! И как все не вовремя!»
– Санта, это ты? – услышала она приглушенный голос из-за двери. – Санта? Что ты там делаешь? Это ты?..
– Санта! Ты меня ужасно напугала! – с облегчением выдохнула Манон, когда перед дверью детской материализовалась знакомая фигура. – Что ты там уронила? И почему плакала?
– Ага, значит, ты тоже слышала плач? 
– Да. Уже несколько ночей я просыпаюсь от того, что кто-то плачет. Сначала я думала, что это во сне, но сегодня все было как-то по-другому, и я решила, что это ты.
– В смысле?
– Ну, скорее всего, это и на самом деле был сон. Я слышала топот, но не громкий – как будто бежит или прыгает кто-то очень маленький. Потом как будто детский голос – или голоса? «Поиграй с нами, мы хотим, чтобы с нами играли». А сегодня еще и плач, такой горький, обреченный, как будто кого-то бросили без всякой надежды. Было просто ужасно! Это правда не ты меня пугала?
– Конечно же, нет! – сердито сверкнула глазами Бьенпенсанта. – Стала бы я шутить такими вещами!
– Не сердись, я и правда не знала, что подумать. Так что ты там увидела? Что это за дети, это другие призраки?
– Нет тут других призраков! – буркнула Бьенпенсанта. – Я бы знала, если бы они появились. Не понимаю! А я очень не люблю, когда чего-то не понимаю… Надо просто открыть шкаф и посмотреть, кто там прячется.
– Может лучше не сейчас? Оно больше не шумит, наверное, ты его спугнула, – сказала Манон. Голос ее дрожал, не то от страха, не то от холода, ведь на ней была только ночная сорочка и тонкий пеньюар. Свеча в ее руке прощально моргнула и погасла. – И вообще, я бы позвала кого-нибудь из слуг…
В полной темноте они спустились в будуар. Хозяйка  вызвала горничную, та затопила камин и сварила кофе. Манон, завернувшись в огромную шерстяную шаль, забралась с ногами в кресло и мелкими глотками пила обжигающую жидкость. Странное происшествие больше не казалось ей таким жутким, хотя и не стало понятнее. Бьенпенсанта пристроилась на подоконнике и, казалось, полностью погрузилась в свои мысли.
– Если это не призрак, то что же это? Что ему нужно? И почему оно появилось сейчас? – спросила Манон.
– Только на этот вопрос пока и можно ответить, мой дорогой Ватс… то есть шери Манон. Ведь приближается особенная ночь, Самайн, начало темной части года. В этот день открывается проход между мирами, и многие тени становятся видимыми. Нам надо дождаться утра и открыть шкаф. А сейчас ложитесь-ка спать.
– Вот так всегда, сначала раздраконит, а потом «идите спать»! Вредное привидение!
– Ну хотя бы иногда можно меня слушаться? Для разнообразия, время от времени. Ты же все-таки моя хм… так сказать, потомок. В общем, брысь спать!
Манон послушно забралась в постель, и сон одолел ее очень быстро. Привидение же вернулось в библиотеку  и принялось перелопачивать книги с такой скоростью, как будто за ним гналось что-то запредельно страшное.

                                                                             ***
Утром Манон и Бьенпенсанта первым делом заглянули в шкаф, но ничего подозрительного там не обнаружили. Только старые куклы, которые хранились там, глядели на них неподвижными стеклянными глазами.
Несколько дней прошли почти спокойно, если не считать уже знакомого шума по ночам. Манон занималась блогом, выезжала в свет, а на ночь по совету Бьенпенсанты запиралась на ключ. На всякий случай. Само же привидение, приняв непрозрачный и вполне человеческий вид, сидело за книгами, да пару раз выбралось на крыльцо, чтобы переговорить со странного вида незнакомцем в черном. Когда Манон спросила, кто это, привидение пробормотало непонятное: «Джек из Тени, говорит – не его контингент», отмахнулось от дальнейших расспросов и снова засело в библиотеке.
Наконец, в самый канун Самайна, привидение влетело в редакционный будуар и плюхнулось в кресло перед камином.
– Ну как? – встревоженно спросила Манон.
– Ты о чем? – лениво протянуло привидение.
– Бьенпенсанта, не испытывай мое терпение! Ты что-нибудь узнала?
– А, ты про нашу маленькую проблему? Ну, я работала над этим, работала… – Бьенпенсанта неопределённо помахала руками перед носом Манон. Вероятно, этот жест должен был означать, как тяжко она работала, но на прекрасную даму он не произвел никакого впечатления.
– Это надо же было получить в предки такую… drama queen! Ни слова в простоте! Что это было-то? Откуда этот шум? Что за ребенок плакал в моем шкафу?
– Ну пока что я могу сказать, чем Оно не является. Это не призрак, не тролль, не пикси, не гоблин, не брауни, не лепрекон, не…
– Бьенпенсанта!!! Какая разница, чем Оно не является! Важно узнать, что это такое и чем нам грозит, а ты опять дурака валяешь.
– Между прочим, это основы дедуктивного метода,  – выпрямилось в кресле уязвленное привидение. – Отбросьте все невозможное и то, что останется, будет ответом, каким бы невероятным он ни казался. И вообще, сегодня особенная ночь. Пора провести эксперимент!
– Какой еще эксперимент?
– Следственный, – ухмыльнулось привидение. – Какой смысл открывать шкаф днем, раз Оно проявляется ночью? Сегодняшняя ночь очень даже подходит для знакомства.
– А если Оно опасно?
– Ну, мы примем, так сказать, меры предосторожности. Зажжем свет во всем доме и попросим кого-нибудь из слуг подежурить, пусть, если что, приведут помощь. О, знаю, надо позвать Франсуазу, кухарку! Она не боится ничего потустороннего. Вообще-то она даже в меня не верит, хотя время от времени мы с ней вполне мило болтаем. И что самое странное – она не видит в этом никакого противоречия. Как уж ей это удается – ума не приложу!
– Санта, не отвлекайся! Значит, я скажу Франсуазе, чтобы не ложилась и ждала сигнала. Ох, не нравится мне это всё…
Однако других вариантов Манон не видела, поэтому нехотя согласилась на план привидения. Собственно, это и планом-то нельзя было назвать, потому что Бьенпенсанта при жизни частенько руководствовалась  сомнительным правилом: «главное ввязаться, а там посмотрим». Когда же она стала призраком, то стала следовать только и исключительно этому правилу.

Приближалась полночь. Слуги зажгли свет по всему дому, и он сиял, как перед новогодним торжеством. Франсуаза, разумная и надежная женщина средних лет, уложив дочку, заняла свой пост на лестничной площадке. Манон и Бьенпенсанта вошли в детскую и прислушались – в шкафу снова кто-то шебуршился.
– Открываем?
Манон кивнула и приготовилась зажмуриться. «Поиграйте с нами, мы хотим играть», - то ли пропели, то ли всхлипнули в шкафу.
– Раз, два… - Бьенпенсанта повернула ключ и распахнула дверцу шкафа.
Воздух странно сгустился и комнату заполнили детские голоса:
– Поиграйте с нами, мы хотим играть!
– Поиграйте с нами, мы хотим играть!
– Поиграйте с нами, мы хотим играть!
Манон открыла глаза и попятилась в растерянности. В шкафу копошились ее старые куклы, снова и снова повторяя «Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть!» Эта фраза, произносимая тонкими плаксивыми голосами на одной ноте без всякого выражения, заставила Манон содрогнуться. Бьенпенсанта  непонимающе уставилась на кукол. И тут куклы заметили их, переглянулись  и неожиданно резво начали выбираться из шкафа…

                                                                             ***
 Манон с ужасом смотрела на маленькую армию, которая неуклюже, но упорно наступала на нее – и  не могла сдвинуться с места. Куклы  глядели на Манон своими непроницаемыми глазами и повторяли снова и снова: «Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть!»
– Что стоишь, беги! – завопила Бьенпенсанта и швырнула в надвигающихся кукол первую попавшуюся книжку. Маленький толстячок в матросском костюме упал навзничь, и комнату заполнил детский плач, тихий, тоскливый и безнадежный. Этот звук заставлял сердце сжиматься почти до полной остановки, а легкие заливало густой печалью.
– Никто не хочет со мной играть! – зашелестел жалобный голос.
– Никто не хочет с нами играть! – подхватили остальные куклы.
– Беги же! – следующая книжка полетела уже в Манон и больно стукнула ее в плечо. Она словно очнулась, закричала и бросилась прочь, слыша за собой топот маленьких ног и жалобные причитания: «Никто не хочет с нами играть! Никто не хочет с нами играть!».
 «Только не оглядываться, только не оглядываться» – твердила Манон. Она даже примерно не представляла, что случится, если куклы ее догонят, но знала, что этого не перенесет. Промчавшись по лестнице вниз мимо потрясенной Франсуазы, она в три прыжка достигла будуара (почему-то ей показалось, что там она будет в безопасности). Кухарка вбежала следом.
– Что случилось, мадемуазель? Вы так кричали…
– Куклы! Мои куклы ожили и превратились в монстров! Они гнались за мной!
– Мадемуазель, монстров не существует, – укоризненно покачала головой Франсуаза. – Это знает даже моя Адель, а ведь ей всего шесть. Разыграли меня, а я-то и поверила, полночи не спала.
– А где сейчас Адель? – спросила Манон, похолодев от внезапной догадки.
– Спит в моей комнате внизу.
– Одна?!
– Конечно, она не боится оставаться одна. А почему…
– Забери ее сейчас же! Приведи сюда! Там же были детские голоса…
– Но госпожа, о чем Вы? Никаких монстров нет и быть не может! Или Вы думаете, они могут навредить ей?..
Франсуаза бросилась прочь из комнаты. Ведь даже самые разумные люди бывают подвержены необъяснимой тревоге, когда дело касается их детей.
Тут же в комнату пулей влетела Бьенпенсанта.
– Эксперимент удался на двести процентов! Но как их остановить, я совершенно не представляю.
– Где они? – спросила Манон, забираясь с ногами в кресло.
– Они… а вот они.
Дверь распахнулась и кукольная армия ввалилась в будуар.
– Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть!..
– Книжки я не прихватила, так что отстреливаться нечем, - деловито констатировала Бьенпенсанта, взлетая повыше, где куклам было до нее не дотянуться. Впрочем, привидение их явно не интересовало, стеклянные глаза – голубые, серые, карие – были прикованы только к Манон.
– Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть!..
– Санта, ну сделай же что-нибудь! Я не могу этого больше слышать!
Две самые крупные куклы уже подобрались к креслу, в котором съежилась Манон. Они не отрываясь смотрели ей в лицо и тянули лайковые ручки:
– Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть! Поиграйте с нами, мы хотим играть!..
Ждать спасения было неоткуда. Манон зажмурилась…
– Какие красивые куклы! И сколько их тут, мама, ты только погляди! – ахнул кто-то.
Манон открыла глаза. По всей комнате лежали куклы, но теперь они были прежними, просто игрушки. В дверях стояла Франсуаза, а посреди комнаты на корточках сидела Адель и перебирала кукол, поправляла им одежду, приглаживала растрепанные волосы.
– Адель, это куклы мадемуазель Манон. – остановила дочку Франсуаза. – Сейчас мы поможем их собрать и снова запереть в шкаф.
– Не надо в шкаф, им там страшно  и одиноко, и они никому не нужны! Никто не заслуживает быть запертым в шкафу!
– Адель, хватит…
– Ну пожалуйста, не запирайте их! Мама, а что если бы тебе пришлось сидеть годами в темноте? – Адель умоляюще переводила взгляд с матери на Манон.
– Гениально, это же просто гениально! И как я могла быть такой тупицей? – привидение хлопнуло себя по лбу, сделало лихой пируэт и с торжествующим видом повисло у кресла Манон. – Вот уж и правда, устами младенца и все такое… Твои куклы вовсе не собирались никому причинить никакого вреда. Все что им было нужно – чтобы с ними играли, они же именно об этом и говорили. В этом смысл их игрушечной жизни. А мы так испугались, что даже не стали их слушать! Когда же сюда вошла Адель, единственный человек за долгое время, кто захотел поиграть с ними, они снова стали просто куклами. Они совершенно не опасны – но им нужно человеческое тепло.
– Но я теперь все время буду вспоминать, как они преследовали нас. Да я их в руки взять не смогу!– Манон даже передернуло от этой мысли. – И потом, я ведь взрослая…
– Тебе не кажется, что здесь есть человек, которому с чистой совестью можно доверить заботу о куклах? – улыбнулась Бьенпенсанта. – Разместим их как-нибудь в комнате Адель, а потом можно будет купить новый шкаф с открытыми полками, чтобы всем хватило места. И никого никуда не нужно запирать.
Следующие полчаса дом наблюдал процессию, которая изрядно удивила бы светских знакомых Манон, если бы им довелось ее увидеть. Две женщины, девочка и призрак переносили разномастных кукол в комнату на половине прислуги, которую занимали Франсуаза и Адель, и заботливо их рассаживали. Теперь куклы были везде – они сидели на подоконнике и сундуке, на стульях и комоде. В изголовье кровати Адель посадила толстенького морячка, а когда ее спросили зачем, серьезно ответила – он будет ее защитником от страшных снов. Через час все, наконец, угомонились и разошлись. Дом погрузился в сон.

                                                                           ***
Следующий день был богат на визиты и приемы, и выдался настолько суматошным, что нашим дамам даже не представился случай обсудить все случившееся накануне. Наконец, поздно вечером Манон и Бьенпенсанта устроились в креслах перед камином в редакции. Уютно потрескивал огонь, на подоконнике ехидно улыбались «светильники Джека» – праздничные тыквы со свечами внутри.  Манон наслаждалась любимым глинтвейном. Привидение в подобных удовольствиях не нуждалось, но и оно не могло устоять против умопомрачительного запаха имбиря, гвоздики и корицы. Внезапно прекрасная дама спросила:
– Санта, ты ведь не все нам вчера рассказала, да? Почему куклы вдруг ожили? Ведь они пролежали в шкафу много лет, но никогда раньше не проявляли такой активности.
– Все очень просто, но я оказалась непроходимо глупа, чтобы понять это сразу. Франсуаза овдовела, поступила сюда на службу и поселилась в нашем доме вместе с дочкой около года назад. Куклы почувствовали, что в доме появился ребенок, Адель, и, естественно, потянулись к ней. Постепенно они набирали силу – ну, вот так, собственно, все и произошло.
– Но откуда в них это всё, чувства, одиночество? Ужасно глупо звучит, но они же не живые, ну то есть не совсем…
– От нас с вами, шери Манон,  - привидение смущенно почесало нос. – Это мы сделали их такими.
– МЫ?!
– Куклы – странный народец, они и похожи на людей, и не похожи. Они многое видят и многое помнят. В каком-то смысле они  – наше отражение, поэтому способны хранить события и чувства, которые мы сами давно забыли. Ведь мы стараемся помнить лучшее из того, что с нами происходит. Страхи, горе, беспомощность – всё это мы стараемся запрятать подальше,  запереть где-то глубоко в себе, как будто в старом шкафу. Куклы улавливают эти воспоминания. А твои куклы, к тому же, много лет соседствовали с призраком, то есть со мной.
– Но мне-то нечего забывать! – воскликнула Манон. – Я была счастлива здесь, когда была ребенком. Я всегда была счастлива.
– Никто не бывает счастлив всегда, – печально улыбнулось привидение. – Не забывайте, шери Манон, что я очень давно живу здесь, задолго до того, как Вы впервые смогли меня увидеть. Маленькая Манон жила как принцесса и, действительно, была счастлива в своем чудесном мирке в пределах детской, в который не проникал холод снаружи. Но даже принцессам случается огорчаться и тосковать, хотя бы, когда нет никого, с кем можно разделить увлечения или мечты. Им часто не хватает компании сверстников, вместе с которыми можно было бы повесить полотенце на швабру и поверить, что это парус, поверить до того сильно, что тебя на самом деле вынесет в открытый океан навстречу приключениям. И когда принцессы это понимают – они плачут. А потом забывают. Но их куклы помнят всё.
– Ну, допустим, но если так, то почему куклы повсеместно не гоняются за своими владельцами? – Манон неожиданно для себя начинала сердиться. – Ведь все дети рано или поздно чувствуют грусть и одиночество? Но обычно это просто дети и просто куклы. Обычно…
– Обычно?..  Дорогой друг, на самом деле разве можно назвать наш образ жизни обычным? Разве обычно, что единственный имеющийся у Вас компаньон  – это привидение? Разве обычно, что я, вместо того, чтобы получить после смерти заслуженное наказание или, напротив, упокоиться с миром, ношусь по балам и модным мастерским, высматривая новейшие тенденции? Да мы же просто ненормальные! – рассмеялась Бьенпенсанта коротким сухим смешком.
– Санта, сейчас я бы сказала, что ты не просто ненормальная, а даже несколько буйная. Наверное, ты права в том, что касается кукол, но … иногда ты действительно меня пугаешь.
– Иногда я сама себя пугаю, - помрачнев, ответила Бьенпенсанта. – В нас многое спрятано до поры до времени, а что именно – этого мы не знаем. Люди непредсказуемы. А уж призраки – тем более.
Убедившись, что продолжения не последует, Манон достала присланный накануне альбом с образцами модных тканей и принялась обдумывать новые платья, которые, как она сейчас поняла, были ей совершенно и абсолютно необходимы, причем как можно скорее. Она попыталась заинтересовать и Санту, но та не отвечала. Погрузившись в свои мысли, она неподвижным взглядом смотрела на «светильники Джека».
«Почему же ты соврал мне, Джек из Тени? – думала она. –  Какой в этом смысл? Что-то странное есть в самом нашем доме. Возможно, мы узнаем и об этом. Когда-нибудь. Так или иначе».
На улице заунывно и протяжно завывал ветер. Раскачивались деревья, какая-то черная тень мелькнула за окном и пропала. Пламя в тыквах затрепетало, но тут же выровнялось. Есть тёмные тени на земле. Но тем ярче кажется свет.

3 комментария:

  1. Не мой контингент, я сказал правду, Санта-Не-Знающая-Упокоя. Мои Тени приходят с Той Стороны и не принадлежат миру Света, но страхи этого дома.... Бояться Тени - нормально, но разве может Жизнь бояться Жизни?
    Féadfaidh sé cloí Samhain! Весёлого Хэллоуина! ;)

    ОтветитьУдалить
  2. Почти роман...Ах, Санта, мой поцелуй.

    ОтветитьУдалить
  3. ***маленькая крыська, чутко поводя носом, внимательно прислушивалась к разговору. "Очень интересно", - думала она***

    ОтветитьУдалить