Флорентийские каникулы, или Приключения Манон

Город сладко дремал в солнечном свете. Горячий воздух струился по бульварам, заполнял величавые террасы, втекал в зеленые резервуары садов. Стояло лето.

Манон сидела в садовом кресле в небольшом атриуме позади дома, в тени разросшегося лаврового куста, потягивала ледяной оранжад  из высокого бокала и меланхолично перелистывала каталоги, которые в страшном количестве ей присылали торговцы тканями и галантереей. В последнее время она скучала и не знала, чем себя занять, чтобы развеяться. Санта целыми днями то где-то пропадала, то запиралась в библиотеке, на вопросы отвечала уклончиво или не отвечала совсем. Их разговоры теперь ограничились рабочими темами. Однажды,  Манон, улучив момент, когда привидение в очередной раз куда-то улетучилось, зашла в библиотеку посмотреть, чем оно там, собственно, занимается, и увидела разбросанные по всем поверхностям алхимические трактаты, книги по механике и оружейному делу. От этого  ей стало совсем тоскливо. Вот и теперь  она вяло пролистала очередной каталог и с досадой швырнула его в лавровый куст.

И вот тогда-то лавровый куст, доселе молчавший, возмущенно воскликнул: «Эй!»
Манон вскочила и замерла в испуге.
– Эй, я к тебе обращаюсь, между прочим! – сварливо продолжал куст. – И перестань изображать из себя соляной столп!
Куст взъерошился, зашевелился, и из него вывалилась Бьенпенсанта.
– Ну, уж это ни в какие ворота!.. – негодованию  Манон не было предела.
– Испугалась, да? – хихикнуло привидение. – А не надо кидаться, чем попало. Тоже мне, вольный стрелок, гроза садовых растений!
– Я, между прочим, в отличие от некоторых, занималась делом.
– Конечно-конечно, в мире привидений тоже любят сказки, примерно так же, как в мире сказок любят  булочки.  Ведь и дело не делала, и от дела не бегала!  Отдыхала бы тогда уж, как следует! Лето на дворе, а она из дома ни шагу. Скоро корни здесь пустите, шери Манон!
– Но ты же знаешь, в Городе  светский сезон закончен, все давно разъехались.
– Вот именно! И где сейчас все? Путешествуют или на водах. И тебя зазывали, и неоднократно! А кто топил камин в жару сотней приглашений на приемы и балы в честь Дня середины лета? Папа Римский? А кто бестрепетно обманул графа де Сен-Пилюль, когда тот приглашал – нет, умолял! – поехать с ним в Англию, на Королевские скачки в Аскот? И ведь с ним в поездке было множество всяких тетушек и кузин, всё очень и очень прилично, могла бы съездить без всяких опасений. Но нет, мы же привередливые, у нас же гонор!
– Твой Сен-Пилюль, между прочим, невероятно приставуч, совсем как репей. При этом он смотрит на меня глазами побитой собаки и всё время вздыхает. Когда я имела неосторожность пригласить его в рабочий кабинет, он так развздыхался, что сдул со стола все материалы для статей, которые я готовила! Я потом полдня их собирала по всей комнате и сортировала, так что даже не говори про него, слышать ничего не желаю!
– Ну хорошо, а виконт Морденбло? Ведь ослепительный же красавец! Еще ни одной даме не удалось удержать его внимание дольше пары дней, а за тобой он уже год ухаживает! В Ниццу звал – значит, хорошее место для отдыха, она еще прославится как курорт, попомни мое слово. У виконта чутье на такие вещи.
– Морденбло?! Ни за что и никогда!!! Ты читала те жуткие стихи, которые он мне посвятил? «Твои глаза как два брильянта с большим количеством карат, украсть брильянты я мечтаю, чтоб спрятать навсегда в закат». Мне потом неделю кошмары снились!
– Всё равно! В конце концов, я старше тебя, не будем уточнять на сколько, и лучше знаю, что к чему. Ты должна сменить обстановку и баста, я так решила!

Препирательства наших дам были прерваны появлением горничной, которая принесла почту. Взяв письма, Манон снова устроилась в кресле, собираясь просмотреть их, но увидев, что верхнее принадлежит перу только что помянутого недобрым словом виконта Морденбло, чуть не забросила всю пачку вслед за каталогом  в лавровый куст, но Санта перехватила ее руку. Отобрав у Манон отвергнутые письма, привидение пристроилось на многострадальном кусте и принялось перебирать их.
– Так, поклонники, еще поклонники, опять поклонники, все время поклонники… А она, видите ли,  разбрасывается! – неодобрительно бормотала Бьенпенсанта. Манон так и не поняла, имеет ли она в виду письма или самих поклонников. – А вот это уже интересно!
Привидение выудило из пачки плотный глянцевый конверт с затейливым вензелем и перебросило его Манон. Та нехотя вскрыла письмо, пробежала взглядом и удивленно подняла глаза на Санту. Потом протянула письмо ей:

«Глубокоуважаемая  мадемуазель  Манон!
Прежде всего, позвольте выразить Вам свой искренний восторг. Я внимательно слежу за вашим блогом и считаю его лучшим современным медиа-проектом, посвященным моде. Имею честь пригласить вас принять участие в моих широко известных выездных семинарах на темы истории, теории и практики моды. Участники семинара – это поистине сливки благородного общества и настоящие ценители искусства. Моя уважаемая клиентка, покровительница и дорогой друг, донья Элеонора ди Толедо, герцогиня Флорентийская, в этом году предоставила в мое распоряжение одну из своих резиденций, широко известную как Палаццо Питти. К услугам нашей группы будет не только этот роскошный дворец, но и прекрасные сады Боболи, и весьма значительная часть великолепной коллекции семейства Медичи. Вы получите уникальную возможность совершить необыкновеннейшее путешествие к истокам моды вместе со мной, легендарным знатоком и великолепным специалистом, Маэстро Алессандро Базилио. Воистину, нет в мире лучшего способа досконально изучить историю моды и искусства! Каждый, кому посчастливилось путешествовать по миру вместе с Маэстро, возвращается совершенно другим человеком. Ведь мои семинары – не только обучение, это еще и очень много непосредственного общения со мной. Надо ли говорить, как сильно оно может обогатить женщину? Путешествие по эпохам вместе с Маэстро – это великолепный калейдоскоп впечатлений. Каждый день навеки будет отпечатан в Вашей памяти как день самой лучезарной встречи с большим искусством и хорошим вкусом.
Восхищаясь Вашим стилем и очарованием, я весьма заинтересован в нашем сотрудничестве. Жду вас во Флоренции 3 числа сего месяца.
С неизменным уважением и в надежде на скорую встречу –
Маэстро Алессандро Базилио».

– Это же просто потрясающе! И как кстати! – взбудораженное привидение чуть не свалилось со своего насеста.
– Ты хочешь сказать, мне нужно поехать? Но зачем?
– Как зачем?! Нет, вы только послушайте, она еще спрашивает зачем! – Санта даже задохнулась от возмущения. – Это же тот самый Алессандро Базилио! Он знает о моде абсолютно всё! Он просто кладезь всяческих знаний! И он пригласил тебя сам! И ты еще можешь сомневаться?!

Поупиравшись  некоторое время, Манон дала себя уговорить, и начала готовиться к отъезду. В доме воцарилась кутерьма. Перед прекрасной дамой в полный рост встали две извечные проблемы: что надеть и сколько нарядов брать с собой. К счастью оказалось, что платья, совсем недавно заказанные ею совершенно незапланированно, готовы раньше срока. Наконец, дорожные кофры были упакованы и водружены в багажное отделение экипажа. С собой Манон, кроме кучера, решила взять лакея для охраны и горничную, неутомимую болтушку Мари-Клер. Только тут Манон пришло в голову, что впервые за долгое время с ней не будет Бьенпенсанты, и она попыталась уговорить привидение отправиться вместе с ней, но та наотрез отказалась.
– Но почему? Неужели тебе нисколько не интересно самой увидеть Флоренцию и познакомиться с Маэстро?  Судя по тому, что о нем говорят, вряд ли он боится призраков.
– Ну, во-первых, он меня не приглашал. А во-вторых, кто-то же должен отгонять виконта Морденбло от нашего дома, пока тебя не будет!

… Когда карета скрылась за поворотом, Бьенпенсанта вздохнула, покачала головой и сказала, обращаясь то ли к горгулье на дверном молотке, то ли к себе самой: «Если молодая дама хочет стать героиней романтического сюжета – она ею обязательно станет».

                                                                               ***
Поездка, вопреки опасениям (а, может быть, и тайным ожиданиям) Манон, оказалась на редкость спокойной и необременительной. И вот, наконец, они пересекли границу Тосканы. Кто раз увидел это невероятной синевы небо, это поразительно ясное солнце, глядящееся в сотни своих отражений в море подсолнухов, эти ряды стройных кипарисов, уходящие за горизонт, тот никогда их уже не забудет.  Все вокруг было так мирно, так безмятежно. Впервые за все это время Манон почувствовала: вот оно, лето. Теперь пребывание в гостях у Маэстро Базилио  представлялась ей неспешным, размеренным времяпрепровождением, разделенным  с другими ценителями прекрасного,  наполненным занятиями и осмотром достопримечательностей. Почему-то ей опять стало грустно.

Поскольку короткая дорога на Флоренцию шла через лес, а Манон не хотела опоздать к назначенному сроку ни на день, путешественникам пришлось углубиться в самую его чащу. Тропа, по которой они ехали, постепенно становилась все уже и уже. Кучер замедлил ход – здесь начинался спуск в лощину, по которой протекал ручей с подтопленными берегами, и он попытался одолеть этот участок дороги как можно аккуратней. Но едва путешественники перебрались через ручей, как со всех сторон на них набросились разбойники. Все произошло так быстро, что слуги не оказали им никакого сопротивления, хотя из-за стремительности нападения им показалось, что разбойников было намного больше, чем оказалось на самом деле. Однако им довольно легко удалось стащить вниз лакея и кучера, после чего они распахнули дверцу кареты и приказали женщинам выйти наружу. Обыскав экипаж, один из них, дюжий верзила с повязкой на глазу, воскликнул:
– Черт возьми, это не те!
– Как это не те? – переспросил пожилой бандит с усами, как у моржа, отталкивая от кареты Манон.
– Нету здесь его, и никогда не было! И карета не та, глянь, на ней даже его герба нету! Этот старый болван Моцарелли опять все перепутал! Откручу уже я ему голову, зря ты мне в прошлый раз не дал!
– И что нам с ними делать?
– Будем ждать Беффардо, пусть сам решает. Наше дело маленькое!

Тут послышался конский топот и на тропе показался всадник. Растерявшиеся было разбойники мгновенно оживились, и Манон поняла, что всадник – это предводитель шайки, и именно от него теперь зависит ее жизнь.
Главарь, которого разбойники называли Беффардо, спешился, подошел к толпившимся возле кареты бандитам, увидел Манон и удивленно присвистнул.
– Какая, однако, прелестная птичка попалась сегодня в силки! А где же граф Болерони?
– Моцарелли  –  кретин! Он снова навел нас не на тех лошадей! Я ему по всей округе кишки размотаю! – снова разбушевался верзила, только что грозивший отвинтить голову неведомому Моцарелли. Вероятно, головы ему показалось мало.

Манон тайком разглядывала предводителя разбойников. Конечно, прекрасная дама была напугана происходящим, однако, не настолько, чтобы не заметить, что он высок и хорошо сложен, у него на удивление грамотная речь и очень приятный голос. Лицо Беффардо было скрыто под черной маской.
– А что нам делать с этими? – спросил верзила. – Порезать на части и закопать? А то еще начнут болтать лишнее!
– Как можно, беззащитных женщин! – внезапно вступился за пленниц совсем молоденький парнишка. – Да и что они расскажут? Никакого толку от их слов не будет, и опасности для нас тоже никакой!
От всех этих речей прекрасную даму внезапно замутило. «Сделай же хоть что-нибудь, не стой столбом!» – мысленно обругала она себя. – «Надо что-то делать, надо бежать!»
Беффардо на мгновение задумался,  и, казалось, колебался.

Внезапно Манон вскинула руку и приставила к его виску миниатюрный пистолет:
– Руки вверх! Всем бросить оружие и поднять руки так, чтобы я их видела!
  От неожиданности разбойники оторопели, но, видимо, жизнь предводителя была для них достаточно ценной, потому что они тотчас побросали оружие. Манон, холодно глядя на предводителя, сказала:
– Предлагаю разойтись по-хорошему. Вы немедленно отпускаете меня и моих людей, освобождаете дорогу и не преследуете нас. Со своей стороны обещаю, что содержимое Вашей головы останется при Вас, в целости и сохранности.
– Вы уверены, что можете хоть как-то навредить содержимому моей головы  вот этой игрушкой? – насмешливо поинтересовался предводитель. Ситуация явно забавляла Беффардо, хотя в его голосе Манон уловила нечто вроде уважения.
– Маленькие, но весьма действенные разрывные пули работы мастера Филиппо Негроли смогут, – парировала Манон. – Думаю, это имя Вам прекрасно известно.
С минуту они молча смотрели друг на друга, затем Беффардо дал знак отпустить кучера и лакея. По его приказу разбойники отошли на приличное  расстояние. Мари-Клер забралась в карету, слуги заняли свои места.
У Манон затекла рука, но она боялась опустить пистолет. Беффардо с интересом наблюдал за ней и глаза его смеялись.
– Ваш ход, прекрасная безжалостная дама. Ваши слуги свободны, я даю слово не преследовать Вас. Кстати, я был бы счастлив задержаться  в плену у столь обворожительной женщины подольше, но увы, дела, дела…  И прошу Вас, перестаньте, наконец,  размахивать этой штуковиной у меня перед носом!
– Медленно отойдите от меня на двадцать шагов назад. И не делайте резких движений! Я женщина пугливая и чувствительная, могу выстрелить. Случайно.
Беффардо послушался, Манон запрыгнула в карету и крикнула кучеру «Гони!»  Экипаж понесся стрелой. Впрочем, главарь шайки сдержал слово – разбойники не погнались за нашими путешественниками, и к вечеру они добрались до Флоренции, не встретив более на своем пути никаких препятствий и опасностей.

                                                                                ***

На следующее утро Манон проснулась рано.  Накануне, поздно вечером, когда путешественники прибыли к месту назначения, прекрасной даме не удалось познакомиться ни с маэстро Базилио, ни с другими его гостями. Ее встретил величественного вида дворецкий, который, поручив слугам багаж, устроил Манон в уже приготовленных для нее апартаментах. Времени как следует осмотреться у нее еще не было, но палаццо поразило нашу даму размерами и внутренним устройством. Это был настоящий лабиринт, полный запутанных переходов, явных и тайных.

Утром, спустившись к завтраку, она обнаружила, что почти все участницы семинара  уже собрались в столовой. Хозяина еще не было. Дамы с любопытством разглядывали Манон и все время перешептывались, и до нее изредка долетали отдельные слова:  «нападение», разбойники», «угрожала ему пистолетом». Непонятно откуда, но гости Маэстро уже явно были в курсе вчерашнего происшествия, при этом расспросить саму его героиню не решались. Манон  чувствовала себя крайне неловко. Позавтракав, гости перешли в гостиную, куда их проводил дворецкий. За неимением других занятий, дамы осматривали комнату – и тут, действительно, было на что посмотреть. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату стремительно влетел невысокий весьма экстравагантный мужчина  – несложно было догадаться, что это и есть маэстро Базилио. Темноволосый и чисто выбритый, он был одет в элегантный лиловый с золотом дублет, с букетом анютиных глазок, приколотым к груди крупной брошью.  Изысканно поприветствовав дам, он обратился к Манон:
– Моя дорогая мадемуазель, как я рад Вас видеть в этом доме! Позвольте представиться: маэстро Алессандро Базилио. Весьма прискорбно, что Вам пришлось пережить эти ужасные события в дороге, но, по счастью, все закончилось благополучно.  Могу ручаться, что Флоренция Вас не разочарует!
– Счастлива познакомиться в Вами лично, Маэстро, – учтиво отвечала Манон. – Скажите, откуда Вы узнали о нападении? Я никому о нем не говорила, но знают, похоже, уже все.
– Ничто не укроется от меня, дорогая мадемуазель, ни сотая доля информации, важной для меня лично или моих гостей, – отвечал Маэстро, принимая крайне таинственный вид, и прекрасная дама вдруг поняла, что своей осведомленностью все присутствующие обязаны Мари-Клер. – Как я понял, это была шайка Беффардо?
– Да. Это имя Вам знакомо?
– Знакомо ли мне это имя? О! Вот уже год вся Флоренция только и говорит о Беффардо. Этот человек оплел своими сетями весь город и окрестности, а о нем толком никто ничего не знает. Он явно не рядовой грабитель, потому что его жертвами становились лишь очень богатые и знатные люди. Он способен проникнуть в любой дом. Но не только эта способность принесла ему славу, но и очень своеобразное, я бы сказал, пугающее чувство юмора. Однажды он поставил на голову двух стражников, которым почти удалось схватить его – чтобы, как выразился сам Беффардо, «прочистить им мозги». В другой раз он связал своих преследователей и расставил их на карнизе крыши церкви Санта-Тринита. Бедняги провели там несколько часов, боясь пошевелиться. При этом он не убийца, хотя его шутки бывают жестоки и унизительны. Но ни один человек не был убит, все его жертвы по-прежнему живы и здоровы.
– Но почему же его до сих пор не поймали? – воскликнула одна из дам.
– Как я уже сказал, это вовсе не рядовой грабитель. У него повсюду свои люди, которые, вероятно, предупреждают его об опасности. И он всегда носит маску. Никто еще ни разу не видел лица Беффардо!
– Как, сеньор Алессандро, Вы снова говорите о Беффардо? Тема, безусловно увлекательная, но очень далекая от прекрасного.
Эти слова были произнесены высокой красивой дамой, которая совершенно неслышно появилась в гостиной. Манон в восхищении смотрела не столько на даму, сколько на ее узорчатое платье, в котором переплетались разные оттенки коричневого – кофейный, золотистый, нежная карамель.  Да, это было то самое платье, которое Манон именовала самым-пресамым…

– Донна Элеонора, Вы всегда подкрадываетесь так неслышно, что пугаете меня! – улыбнулся Маэстро. – Дамы, я счастлив познакомить Вас с гостеприимной хозяйкой этого прекрасного дворца. Донна Элеонора ди Толедо деи Медичи, герцогиня Флорентийская!
Церемония знакомства заняла некоторое время, поскольку дамы разглядывали герцогиню настолько пристально, насколько это позволяли приличия, стараясь не упустить ни единой детали ее наряда. Когда Маэстро представил ей Манон, донья Элеонора сказала:
– Я очень рада принимать Вас здесь, cara mia, я ваша большая поклонница. Но позвольте мне на правах хозяйки высказать Вам маленький упрек. Когда Вы в блоге рассматривали под микроскопом это платье (а оно мое любимое), Вы сказали: говорить тут не о чем, только любоваться. Но почему же? Вы так вдохновенно пишете об испанских комодоподобных платьях, хотя, на мой вкус, они совершенно этого не заслуживают. Вы очень поэтично говорили о том платье, которое обозначили как «тополиное». Неужели же мое платье не заслужило хоть пару строк?..

Надо сказать, не многим удавалось смутить Манон, даму, безусловно, светскую, привыкшую с блеском выходить из неловких ситуаций. Однако герцогине Флорентийской это, безусловно, удалось. Ей на выручку пришел Маэстро Базилио:
– Дорогая донна Элеонора, человек, пишущий о моде не всегда волен в том, что и как ему писать. Сама тема, образ  ведет его за собой. Платье должно рассказывать историю, а если оно не желает – тут ничего не поделаешь…  Однако нам давно пора приступить к занятиям.
– Конечно, мой друг, не буду Вам мешать. Вечером я жду всех у себя – в честь вашей группы я даю прием. И у меня будет особый гость, наш блистательный поэт, гордость Тосканы, сеньор Руджеро Челиано.

Дамы заахали и защебетали, обсуждая новость. Еще бы, кто же не слышал о Руджеро Челиано, который буквально ворвался на поэтический Олимп около двух лет назад! Ошарашив гостей столь необычайной новостью, донья Элеонора оставила их заботам Маэстро. Пригласив дам устроиться в креслах вокруг него, сеньор Базилио заговорил:

– Прежде всего, задам вам вопрос, дорогие дамы: любите ли вы театр, как люблю его я?.. Театр владеет средствами будоражить душу впечатлениями и оказывать на нее весьма сильно воздействие. Во многом мода сродни театру, это тоже своего рода игра, которая позволяет примерить разнообразные роли и маски. Надевая маску (или примеряя некий целостный образ), мы преследуем разные цели. Прежде всего, любая маска – это возможность спрятаться за ней, это защита, скрывающая наши уязвимые места. Кроме того, мы постепенно отождествляем себя с избранными ролями и масками, и этот маленький театр одного актера зачастую позволяет нам преобразиться, открыв в себе такие свойства, о которых мы даже не подозревали. Таким образом, мода – это возможность увидеть «разного себя» и произвести внутренние изменения, иногда весьма существенные. В ходе наших занятий мы займемся не просто изучением истории моды, но рассмотрим те инструменты, которые она дает нам для нашей собственной трансформации…

Манон сидела, сосредоточившись, и казалось, внимательно следила за ходом мысли Маэстро. Однако, если бы кому-нибудь из присутствующих удалось проникнуть в ее мысли, он бы понял, что прекрасная дама думала  вовсе не о чудесном воздействии моды на сознание человека. Она думала о Беффардо, о тех сетях, которыми он оплел Флоренцию, и о том, не приведут ли ее эти сети к новой встрече с ним.

                                                                         ***
На прием к герцогине Элеоноре была приглашена только самая изысканная публика.
Гости с нетерпением ожидали появления модного поэта. Надо сказать, мадемуазель Манон очаровала всех, – и представители сильной половины благородного общества Флоренции оказались весьма напористы. За двадцать минут ожидания Манон успела отвергнуть пять приглашений наведаться в гости, четыре предложения показать ей Флоренцию, три – написать ее портрет и два – выйти замуж. Вечер еще только начался, а она уже начала уставать от слишком бурно выражаемых в ее адрес чувств, поэтому нашла себе убежище у окна в тени какого-то раскидистого экзотического растения.

Тут около входа началась некоторая суматоха – видимо, прибыла долгожданная знаменитость. Маэстро встретил новоприбывшего, навел порядок среди гостей, перемолвился парой слов с поэтом и сделал ему знак следовать за ним.
– Моя дорогая, я заметил, что Вы непростительно часто уклоняетесь от знакомств! Но с этим человеком захотите познакомиться даже Вы. Позвольте Вам представить, не побоюсь этого слова, цвет нашей словесности, сеньора Руджеро Челиано.
Манон подняла глаза на означенный цвет словесности и обомлела. Перед ней стоял Беффардо.

Во время нападения она не видела лица разбойника, но фигура, жесты, посадка головы – всё говорило о том, что это один и тот же человек. Она не могла ошибиться. И теперь совершенно не представляла, что же делать.
Разбойник учтиво поклонился ей. Она присела в реверансе, пытаясь собраться с мыслями и не зная, как себя с ним вести.
– Я много слышал о Вас, мадемуазель, от моего друга, – легкий кивок в сторону Маэстро. – Но даже не надеялся познакомиться при столь… многообещающих обстоятельствах.
Тот же голос, та же манера говорить! Да, это без сомнения был Беффардо. Уловив в его тоне скрытую насмешку, Манон вспыхнула и ответила значительно резче, чем собиралась:
– Уверена, что многообещающие обстоятельства – это Ваша стихия. Я всегда считала, что поэты сродни пиратам. Пираты охотятся за сокровищами, поэты же – за сердцами читателей.
– Или читательниц? – рассмеялся Беффардо-Челиано. – Как Вы думаете, Маэстро, – обратился он к Базилио,  – удастся ли мне похитить сердце Вашей своенравной гостьи?
– Как поется в старинной песне, «пришла пора пиратов и поэтов…», – в том же тоне ответил сеньор Базилио, – Однако, берегитесь, друг мой, многим из них пришлось заплатить своим сердцем, тогда как они совершенно не были к этому готовы.

С этими словами, извинившись, Маэстро оставил их. Манон сердито взглянула на Челиано.
– Это Вы!.. Что, собственно, Вы тут делаете? И как Вы сюда попали?
– Вообще-то, меня пригласили. Так что я не взламывал ворота  и не лез в окно, уверяю Вас, а вошел самым традиционным способом, через парадный вход.
– Вы задумали обокрасть Маэстро и для этого притворились поэтом?
– Вы могли бы заметить, что Маэстро – мой друг. И нет, я не притворялся поэтом, что за странная мысль? Я действительно Руджеро Челиано, и стихи, изданные под этим именем действительно мои.
– Беффардо – поэт, это занятно, однако! – фыркнула Манон, – А Вы не боитесь, что я расскажу всем, кто Вы такой на самом деле?
– Можете попробовать, – Челиано, по своему обыкновению, насмешливо улыбался. –  Вам никто не поверит, это прозвучит просто абсурдно. Меня знают все, я принят в лучших домах Тосканы. Семья Медичи покровительствует мне. От Вас потребуют доказательств, а их нет и быть не может. Зато у меня найдется подходящая история. Я расскажу, что уже несколько лет влюблен в Вас и пытаюсь завоевать Вашу благосклонность, но безрезультатно. Что, вероятно слишком докучал Вам, и Вы решили избавиться от меня, объявив разбойником. Я буду громко страдать, что недостоин Вас и еще громче каяться, что вел себя слишком навязчиво. Уверяю Вас, вскоре вся Флоренция будет сочувствовать несчастному влюбленному, которого раз за разом отвергает прекрасная безжалостная дама.
– И Вы думаете, что кто-нибудь поверит Вам?
– Конечно. Тосканцы обожают любовные истории. К тому же Маэстро заметил, что мы знакомы, и что Вы были удивлены и взволнованы нашей встречей. С этого момента свидетелями моей любви станет все здешнее общество. После этого Вы можете говорить всё, что угодно. Поверят не Вам, а мне!
– Что значит – все станут свидетелями Вашей любви?
– Пока Вы находитесь во Флоренции, я собираюсь ухаживать за Вами и всячески добиваться Вас, и сделаю это как можно более заметно, – этот план, казалось, необычайно забавлял  поэта-разбойника. – Для начала, я собираюсь посвятить Вам стихи.
– О нет, только не стихи! – почти простонала Манон, некстати вспомнив вирши виконта Морденбло. – Я ничего никому не скажу, но прошу Вас, умоляю, не надо стихов! Их я уже просто не вынесу!
– Кто-то из поклонников написал кошмарный опус в Вашу честь и вызвал идиосинкразию к стихам? – посочувствовал Челиано. – Не беспокойтесь, моя радость. До Петрарки, мне, конечно, далеко, но тошнить Вас не будет, это я обещаю.

Манон попыталась отговорить его, но тут их окружили дамы-поклонницы, напомнив поэту обещание, которое он им когда-то дал: написать что-нибудь в их присутствии. Челиано сказал, что если им угодно, он может сделать это прямо сейчас. Дамам было угодно.
– Что ж, хорошо. Как Вы знаете, мадемуазель Манон пришлось пережить маленькое приключение, я как раз узнал от нее подробности, – невозмутимо сказал поэт, игнорируя гневные взгляды, которые бросала на него прекрасная дама, – Этот случай вполне заслуживает моего внимания.
Челиано отошел в сторону, спросил у лакея лист бумаги и перо и начал быстро писать. Гости заинтересованно вытягивали шеи, но вплотную подойти не решались, чтобы не мешать.
– Готово! Одно только присутствие мадемуазель Манон способно вдохновить любого поэта.
Челиано передал лист бумаги герцогине Элеоноре. Та, пробежав взглядом строки, выдохнула:
– Восхитительно! Может быть, Вы сами прочтете?
– Что ж… – Челиано лукаво посмотрел на Манон. – Это сонет прекрасной даме, без колебаний направившей пистолет на разбойника:

Как очи твои смелые блестели,
Когда разбойнику ты вмиг дала отпор!
Как птица дикая твой разум скор,
И сердце тигра в нежном женском теле.

В глазах твоих я вижу предсказанье
Своей судьбы, стрелок прелестный мой.
Непоправимо одержим тобой,
Из рук твоих приму и наказанье.

То страсть бушует в жилах кровеносных,
Не может сердце усмирить ее.
Узнай же, что оружие твое
Хоть и мало, но все же смертоносно.

Я жизнь свою готов сложить к ногам
Воистину прекраснейшей из дам.

Единственное, чего хотела Манон – провалиться сквозь землю прямо сейчас. Да как он посмел, мерзавец!.. Гости окружили Челиано, выражая свои восторги, а многие дамы посматривали на Манон с любопытством и не без ревности. Это не укрылось от глаз донны Элеоноры, которая, вставив пару остроумных замечаний, увела общий разговор в сторону. Воспользовавшись этим, Манон выскользнула в сад, располагавшийся во внутреннем дворе палаццо. Пройдя несколько шагов, она в изнеможении опустилась на скамью у фонтана. Мерно журчащая вода и шелест листьев немного успокоили взбудораженные чувства, а свежий воздух охладил пылающие щеки. Манон вздохнула: «Вот вам и встреча с прекрасным!»

На дорожке, ведущей к фонтану, послышались шаги. Женщина оглянулась и увидела приближающегося Руджеро Челиано. В лунном свете его фигура казалась призрачной и это неожиданно насмешило Манон, напомнив о ее собственном фамильном призраке.
– Чему Вы смеетесь? – Челиано сел рядом с ней.
– Вы сейчас были похожи на привидение.
– Ну, при  моем… образе жизни, назовем это так, действительно приходится иногда уподобляться привидению. Да и с чужими призраками случается иметь дело. Собственно говоря, даже стихи рождаются где-то на границе двух миров, и в итоге часто получается совсем не то, что ты хотел сказать, а иногда даже и то,  что предпочел бы утаить. – Челиано тряхнул головой, словно отгоняя непрошеные мысли. – Кстати, как Вам сонет?
– Как Вы и сказали, до Петрарки Вам далеко. Но меня не тошнило, это правда, – Манон улыбнулась весьма ехидно.
– Вот хулиганка! – со смехом воскликнул Челиано. – Любая другая женщина на вашем месте растаяла бы. У поэтов, между прочим, нервы тонкие, я ведь и обидеться могу.
– Поэты – заведомые льстецы! – наставительно сказала Манон.
Оба рассмеялись и напряжение этого вечера слегка ослабло.

– Скажите-ка, моя прекрасная госпожа, чем таким Вы мне угрожали? Это был настоящий пистолет?
– Вы сомневаетесь? Хотите повторить? – Манон опустила руку в складки широкой юбки.
– Конечно же, нет! Но видите ли, в чем дело… Угрожая мне, Вы упомянули мастера Филиппо Негроли. Я действительно знаю это имя, и он на самом деле прославленный оружейник. Но он никогда не занимался изготовлением огнестрельного оружия. В его мастерской делают только клинки и доспехи.
Манон растерянно молчала.
– Мои  приятели, естественно, не знали этих подробностей, но меня Вам провести не удалось. Так что же это было?
– Честно говоря, это был пульверизатор для духов, – смущенно сказала Манон и достала из складок маленький пистолет, свисающий с пояса на длинной шелковой ленте с бантом. – Это очень модно сейчас, но обычно они более абстрактные, а я попросила сделать его максимально похожим на настоящее оружие.
– С Вами не соскучишься! Но зачем?
– Ну… это забавно, по-моему. Просто следовать модным направлениям неинтересно, хочется чего-то необычного. Особенного.
– А откуда Вы знаете о разрывных пулях? Все-таки, это далеко не самые употребительные боеприпасы. Строго говоря, Вы вообще не должны о них знать!
Манон потупилась, окончательно смутившись.
– Видите ли, у меня есть фамильное привидение. Она… ну вроде как моя компаньонка, и дело у нас общее. Сейчас у нее внезапно случился кризис в чтении, и книги она, кажется, не выбирает, а просто читает все подряд. Ну вот, как-то я и нашла у нее справочники по оружию, там и прочитала, совершено случайно…
Прекрасная дама сознавала, что объяснение звучит, мягко говоря, странно, но что же было делать, если это была правда? Челиано шумно выдохнул:
– Да… Флоренцию не назовешь скучным городом, но Вы необычны даже для нее. Что же мне с Вами делать?
– Ничего не надо со мной делать, лучше оставьте меня в покое. Я приехала к Маэстро и не собираюсь ввязываться ни в какие посторонние авантюры. Я хочу просто посещать его занятия и больше ничего.
Поэт-разбойник посмотрел на нее долгим взглядом.
– Вы правда хотите именно этого?..
– Нам пора к остальным гостям, – сердито сказала Манон. – Я устала и вообще мы тут сидим уже неприлично долго.
– Всецело повинуюсь желанию дамы, – Челиано с нарочитым  поклоном подал ей руку. Манон не приняла ее и поспешно проследовала в гостиную. К ней немедленно подскочил один из новообретенных поклонников и пригласил танцевать. Весь оставшийся вечер прекрасная дама танцевала паваны и аллеманды, флиртовала и вела интеллектуальные беседы – и демонстративно игнорировала поэта-разбойника.

                                                                                 ***

Зато последующие недели выдались более чем насыщенными. Как впоследствии вспоминала Манон, все происходившее напоминало какой-то странный театр, скорее даже  балаган. Группа, возглавляемая Маэстро, побывала во всех сколько-нибудь значимых местах Флоренции – на колокольне Джотто, в Лауренцианской библиотеке, принадлежащей Медичи, в базилике Санта Кроче, знаменитой «Пантеоном Флоренции» – захоронениями великих жителей города, и церкви Сан-Лоренцо, которая еще помнила похождения печально знаменитого ассасина Эцио Аудиторе. Они осмотрели коллекции произведений искусства всех знатных флорентийских семейств, ни одна из которых, впрочем, не могла сравниться с собранием Медичи. И повсюду группу сопровождал Челиано, который буквально приклеился к прекрасной даме. Казалось, что он всячески старался ей услужить, не забывая попутно расспрашивать Маэстро и хозяев палаццо, которые они посещали. Вскоре гости сеньора Базилио полностью подпали под его обаяние, и Манон заметила, что дамы окончательно приняли его сторону, сочувствуя отвергаемому поэту (который был весьма хорош собой), и не одобряя ее собственную холодность. Как и обещал Челиано, теперь она ни с кем не могла поговорить о нем, тем более – рассказать о двойной игре, которую он ведет. Хуже того, Манон поймала себя на мысли, что поэт-разбойник нравится ей самой, и чем дальше, тем сильнее. Он много знал, умел слушать и сам за словом в карман не лез. С ним было интересно, да и его тайны подогревали любопытство прекрасной дамы. А между тем в городе  снова заговорили о шайке Беффардо, которая совершила серию дерзких нападений на богатейшие дворцы. Манон отметила, что разбойники  вторгались именно в те дома, в которых успели побывать любители моды. О совпадении не приходилось даже думать. Но главная странность заключалась в том, что ничего не было украдено, ни единого ценного предмета, об этом говорили все жертвы.

Все это просто выводило Манон из равновесия:  и  нарочитое ухаживание поэта-разбойника, без которого ей теперь не удавалось ступить ни шагу, и одиночество, в котором она оказалась по его вине, и собственное совершенно неожиданное расположение к нему, которое возникло против ее воли, но продолжало расти день ото дня, а главное – полное отсутствие смысла в происходящем.

Однажды утром, когда группа должна была в очередной раз отправиться в основную резиденцию Медичи, прекрасная дама решила тайком улизнуть из-под надзора Челиано и хотя бы ненадолго остаться одной, чтобы разобраться в своих мыслях. Ждать неизвестно чего, да еще и под постоянным наблюдением разбойника она больше не могла. Одолжив платье и плащ у крайне удивленной Мари-Клер, Манон тайком выбралась из дворца, и отправилась в город через сады Боболи.

От внезапно обретенной свободы перехватывало дыхание, а сердце ухало где-то в районе диафрагмы. Манон не знала, куда деть распиравшую ее энергию, ей хотелось прыгать, петь, возможно, пройтись колесом… Это было бы, конечно, чересчур. Манон подобрала юбку (боже, до чего, оказывается, удобно обходиться без корсетов и каркасов!) и побежала через сад так быстро, как только могла. Добравшись до ворот, она остановилась перевести дух, и тут ее одолел смех. Видела бы ее сейчас Бьенпенсанта! Однако нельзя было терять времени, ведь рано или поздно ее хватятся. Нужно наконец увидеть Флоренцию, не под присмотром Челиано, и не под искусствоведческие комментарии Маэстро,  а живой город, его улицы, дома, мосты такими как они есть сейчас. Его людей. Целый день она бродила по городу, и Флоренция, несмотря на шум и многолюдье, казалась ей волшебным местом. Крыши домов упирались в чистое синее небо, из открытых дверей тратторий доносились ароматы кофе, готовящегося мяса и специй. Манон шла и шла, словно зачарованная пестрой  жизнью города и не заметила, как оказалась почти на самой его окраине. Тут она очнулась и несколько растерялась: как, собственно, она будет возвращаться назад? Кажется, последний раз она сворачивала вот у этого дома с красными ставнями. Прекрасная дама поспешно обогнула дом и налетела прямиком на Челиано.

– Вот Вы где! Какого черта Вы здесь делаете? – накинулся на Манон поэт-разбойник. – Исчезли, никому ничего не сказали, дон Алессандро себе места не находит, между прочим! Отправил слуг на поиски. Он же отвечает за Вас, пока Вы здесь! Я отведу Вас домой, а то опять сбежите.
– Да как Вы смеете так со мной разговаривать? Можно подумать, это я преступница! Сначала напали на меня, создали у всех ложное впечатление обо мне, преследуете вот уже которую неделю. Кем Вы себя вообразили? Что, в каждом воре сидит скрытый тюремщик? – Манон смутно понимала, что говорит что-то не то, но остановиться уже не могла. Она дрожала от ярости. – Да Вы… Вы просто… Да я Вас ни видеть не желаю, ни знать!
Челиано даже ничего не возразил на ее слова, так он был удивлен.
– Успокойтесь, моя дорогая. Наверное, Вы правы в своем гневе, но домой я Вас все-таки провожу. В конце концов, тут для Вас просто небезопасно.

Прекрасная дама промолчала. Челиано подал ей руку, и, утомленная долгой прогулкой и собственной внезапной вспышкой, Манон оперлась на нее. Так, в полном молчании, погруженные каждый в свои мысли, они вернулись в сады Боболи и по цветущим лабиринтам пошли по направлению к палаццо.
– Не уходите, – нарушил молчание Челиано, когда Манон, отпустив его руку, ускорила шаг. – Я хочу сказать Вам кое-что.
Манон не ответила, но остановилась и взглянула на него. Поэт подошел ближе и взял ее руки в свои:
– Конечно же, я виноват перед Вами. Не могу объяснить Вам причины всего, что Вы наблюдали и слышали за время, что Вы во Флоренции. Знаю, Вы не доверяете мне, и справедливо, я обманывал Вас, но скажу одно: я никогда не причиню Вам зла. Это – правда.
– Кто же Вы на самом деле? Поэт? Разбойник? У Вас столько масок, и каждая из них словно тесна Вам…
– Любая маска всегда тесна, хотя нам всем свойственно путать маски с внутренней сущностью людей, которые нас окружают, и даже отождествлять себя с ролями, которые исполняем мы сами. Но однажды случается что-то, или кто-то – и привычные роли  либо наполняются новым смыслом, либо теряют его совсем.
– Вы говорите почти как Маэстро.
– Дон Алессандро – умный человек, и ведь он меня предупреждал.
– О чем? – этот разговор обескураживал прекрасную даму. Ну просто не разбойник, а сфинкс, мастер загадок.
Вместо ответа Челиано неожиданно наклонился к Манон. Поцелуй был долгим и отрадным для обоих. Когда им не хватило воздуха, Манон попыталась отстраниться, но потеряла равновесие и упала бы, если бы поэт не подхватил ее, крепко прижав к себе.
– Отпустите меня, – глухо проговорила Манон куда-то ему в плечо. – Вы сошли с ума.
– Да, сошел.
– Мне пора возвращаться, Вы сами говорили, что меня ищут.
Челиано разомкнул объятья и Манон, не оглядываясь, побежала к дому. Незамеченной она поднялась в свою комнату, где ее ждала обеспокоенная Мари-Клер. Переодевшись, она послала горничную передать Маэстро, что вернулась, но чувствует себя неважно и просит прощения – к ужину она не спустится. Остаток вечера она провела, расхаживая по комнате и размышляя о поэте-разбойнике. Стоит ли ей опасаться новой интриги с его стороны? Или все-таки?.. «Пора домой, – вдруг пришла ей ясная мысль. – Хватит с меня этих игр, загадок и двойных посланий. Я хочу домой!» С этой мыслью она и уснула.

Следующие несколько дней прошли на удивление мирно. Манон прилежно посещала семинары, хотя по-прежнему внимание ее было поглощено вовсе не тонкостями теории моды. Челиано не появлялся, и прекрасная дама вздохнула с облегчением, вместе с тем чувствуя некоторое разочарование, почему – не понимала сама. Тем временем срок пребывания гостей маэстро во Флоренции близился к концу.

Накануне отъезда вся группа собралась в гостиной, чтобы отпраздновать окончание курса. Прощаясь с гостями, дон Алессандро сказал:

– Друзья мои, наше общее путешествие завершено, однако его конец является одновременно и началом нового этапа вашего собственного пути по миру моды. Главное, чему вы научились – это способы и методы, с помощью которых сможете нарабатывать визуальный опыт, расширять кругозор, определять взаимосвязи между тенденциями и образами. Вы убедились, что мода – это немаловажная часть культуры, а культура – бесконечное, подпитывающее себя пространство, включающее и нас самих, и наши представления о мире. По кусочку, по детали, мы все вносим в нее что-то – и тем, как мы смотрим, и тем, что видим или не видим. Вкладываем разные смыслы, рассказываем о себе истории. Понимать эти смыслы и вычитывать эти истории из общей «мозаики» – это занятие, способное развиться из интереса в настоящую страсть. А жить со страстью – это, возможно, единственный способ полюбить жизнь...

Когда все стали расходиться, Маэстро остановил Манон:
– Моя дорогая мадемуазель, мне, право, жаль, что нам так и не удалось познакомиться поближе и обсудить некоторые теоретические вопросы.
– Маэстро, я должна просить у Вас прощения, что так бессовестно пренебрегала занятиями, – смущенно проговорила Манон. – Так получилось…
– Не огорчайтесь, дорогая моя! – весело замахал руками дон Базилио. – Я все понимаю! Во всяком случае, надеюсь, Вы не пожалели, что приехали сюда?
– Конечно же нет! Хотя… Ах, я не знаю! Я перестала понимать сама себя.
– Мне кажется, что я выполнил хотя бы одно свое обещание, – сказал маэстро, бросив проницательный взгляд на Манон. – Вы вернетесь совсем не такой, какой покинули Ваш дом.
– О да, дон Алессандро. Я больше никогда не стану прежней. Но я совершенно не уверена, что это так уж хорошо.
– Это прекрасно, моя дорогая. Доверьтесь Маэстро. Он знает.

                                                                              ***
Ночь опустилась на Флоренцию. Весь палаццо спал, и только к Манон сон упрямо не шел. В конце концов она встала с постели, присела к столику с зеркалом и стала медленно и тщательно расчесывать волосы. Это была одна из примет ее старой любимой нянюшки, которая говорила: «Ежели не спится, значит, сон запутался в волосах.  Проведи по ним щеткой сто раз – сон и выпутается». Разумеется, Манон не верила в приметы, но этому совету следовала всегда, словно сохраняя живую связь с давно умершей няней через привычный с детства ритуал. «Утром я уезжаю домой. Как славно! Никогда еще я так не хотела домой».
Вдруг она почувствовала колебание воздуха, потом затрепетало пламя свечи. Манон сжалась: в комнате кроме нее явно появился кто-то еще. Она обернулась и увидела Челиано, который закрывал за собой потайную дверь.

– Только не надо кричать, ничего дурного у меня и в мыслях нет. Я пришел поговорить.
– И замечательно выбрали время и место для разговора, надо сказать, – саркастически заметила Манон. – У Вас просто талант появляться не вовремя!
– Другой случай мне, к сожалению, может представиться очень нескоро. Обстоятельства сложились так, что я вынужден покинуть Флоренцию буквально через  час.
– Но что случилось? Ваша тайна открылась?
– До этого, к счастью, дело не дошло, но я должен уехать. Однако я не мог просто исчезнуть, не увидев Вас и не объяснив некоторые вещи. Для начала я хочу извиниться за то, что Вам пришлось пережить в день приезда. В свое оправдание могу сказать, что Вам ничто не угрожало, я в любом случае отпустил бы Вас. Но когда Вы приставили к моей голове эту Вашу занятную штуковину, мне стало любопытно, как Вы собираетесь выпутываться. Это было ужасно забавно, уж простите.
– Забавно?! Ну допустим, Вы собирались меня отпустить, но если бы Ваши головорезы не согласились?
– Да господь с Вами, какие они головорезы! Безработные актеры, к слову сказать, хорошие. Еще ни разу никто ничего не заподозрил.
– Актеры, значит? А грабежами занимались тоже актеры? И почему жертвы утверждали, что ничего не было украдено? Какой смысл вламываться в дом и ничего не взять?
– Видите ли, дорогая, я совсем не разбойник. Хотя в дома-то я, конечно, влезал… Получается, все-таки разбойник, но не совсем. Скорее, наоборот.
– Что значит – наоборот? Опять загадками разговариваете! Да кто же Вы такой, скажите наконец!
– Ну... Можно сказать, что я сыщик. В некотором роде. Я разыскиваю украденные произведения искусства и возвращаю их владельцам.
– Вы крадете их у новых владельцев и возвращаете прежним?! Но почему Вы не можете их вернуть открыто?
– Видите ли, кражи из частных коллекций организуются очень тщательно. Обычно заказчик – это весьма богатый человек, готовый платить в том числе и за то, чтобы его имя никаким образом не было связано с пропавшей вещью. Он не афиширует появление нового экспоната в своей коллекции, так что бывает очень сложно отследить путь пропажи. Кроме того, иногда и владелец украденного не хочет обнародовать факт, что та или иная вещь у него вообще когда-либо была. Поэтому жертвы таких краж и обращаются ко мне.
– Погодите, – Манон осенила внезапная догадка. – Так семейство Медичи – это ваши клиенты? И сеньор Базилио? Поэтому Вы вхожи к ним в любое время, и они никогда не задают вопросов?
– Да, они мои клиенты. Собственно, все это время я занимался поисками одной картины, которая была украдена у Медичи. Мы выяснили, что заказ поступил из Франции, но картина еще не покинула Флоренцию и находится у кого-то, кто постоянно вхож в дом герцога Козимо, а это довольно длинный список. Пришлось обыскать дома всех подозреваемых. Времени на розыски было мало, поэтому мы действовали несколько топорно, и, увы, привлекли к себе слишком много внимания. Поэтому я уезжаю, необходимо, чтобы все улеглось.
– Но куда Вы отправитесь теперь?
– У меня есть несколько вариантов, работы хватает и за пределами Флоренции.
– А… мы еще увидимся? Ну, когда-нибудь, не сейчас, позже…
– А вы этого хотите? – Челиано внимательно посмотрел Манон в лицо, она смутилась и опустила глаза.  Он понимающе хмыкнул и сказал:
– Вы не знаете, так? Видите ли, моя радость, ни стены, ни запоры не остановят меня, если мне необходимо будет Вас  увидеть. Но Вы меня не любите. Во всяком случае, пока – нет. Возможно, когда-нибудь это время придет,  и тогда…
Челиано поцеловал Манон, коротко и нежно, и улыбнулся, словно жалея о своей сдержанности. Затем вложил ей в руку небольшой свиток.
– Это Вам. Прочитайте после моего ухода. Прощайте!
Отворив потайной вход, он скрылся во мраке.

Манон тревожно ждала некоторое время, не поднимется ли шум, но вокруг стояла глубокая тишина. Потом развернула свиток, который все еще продолжала держать в руках.
Она читала и перечитывала прощальное письмо Челиано до самого рассвета, и на душе ее было смятение.

                                                                                 ***
– Ничего себе история! Я бы сказала, ты еще очень легко отделалась, – сказала Бьенпенсанта, неодобрительно качая головой. Флорентийские каникулы остались позади, Манон снова была дома. На Город опустился один из тех нежных вечеров, какие случаются иногда на исходе лета. Дамы расположились  в саду, и Манон рассказывала  Санте о своих приключениях.
– Ты думаешь? Но мне показалось, что он был искренен при нашей последней встрече. Может, мне следует попробовать его разыскать? Я могу написать Маэстро Базилио, вдруг он что-то знает о его планах.  Но знаешь, я даже не уверена, хочу ли снова его увидеть. Ох, Санта, я так запуталась!
– Не нравится мне все это! Все эти тайны, недомолвки… Как ты теперь вообще сможешь ему доверять после всей той лжи, которую он нагородил? Он слишком опасен. А что в этом письме? С самого возвращения  ты все время его перечитываешь. Это ведь то самое, прощальное?
– Да так, ничего особенного, – покраснела прекрасная дама и, поспешно свернув письмо, спрятала его за корсаж. – Снова извиняется, что глупо себя вел, что напугал меня нападением шайки, что преследовал по всей Флоренции. А вообще, вышло даже забавно, правда? Приключения и все такое…
– Ну да,  конечно, – привидение пристально посмотрело на Манон, и та под этим взглядом покраснела еще сильней. – Что ж, пойду, проверю, принесли ли почту. Позавчера должны были прислать новые кружева, но до сих пор ничего нет. Только не вздумай ничего предпринимать! В конце концов, если он захочет – сам тебя найдет.

Бьенпенсанта растаяла в воздухе. Манон облегченно вздохнула, огляделась, чтобы убедиться, что никого нет поблизости, и достала письмо. Весь вечер привидение, наблюдавшее за ней из окна кабинета, могло видеть, как прекрасная дама сидит в саду, снова и снова перечитывает письмо и мечтательно улыбается…

                                                               Вместо послесловия

Прощальное письмо Руджеро Челиано, в которое любопытное привидение все-таки ухитрилось сунуть свой длинный нос:

Случайность нас связала иль судьба –
Мне дела нет. Но развязать не сможет
Ни человек, ни Бог. Пусть преумножит
Мои страданья Он, пусть вечная борьба

Идет меж нами. Лишь бы не взросло
Из связи этой равнодушье и усталость.
Что начиналось как дурачество и шалость,
Меня к безумной страсти привело.

Но счастлив я и в боли быть живым,
Всю полноту природы ощущая,
Она, любовь навек благословляя,
Друг к другу путь торила нам двоим.

Перо мне больше не принадлежит –
Моя любовь с тобою говорит.